Что я делаю? Здесь. Сейчас. Док был прав, это погоня за призраком. Я не найду здесь ничего, также как не смог найти на Геноше. Все впустую.
Сквозь подёрнутое туманной дымкой небо пробивались последние предзакатные лучи солнца, спешащего погрузить в сумрак извилистые мощеные камнем улочки небольшого городка у подножья горы. Среди зияющих темных провалов окон иногда можно было уловить тускловатый желтый свет, однако здесь люди не спешили домой. Здесь время словно бежало иначе, размеренно и спокойно, словно за чертой этого места не существовало всего остального мира, погруженного в безмерный хаос. Тот самый хаос, который томился сейчас в груди самого Клинта и который, казалось, уже ничто было не способно унять.
Потеряно опуская взгляд с очередного прохожего, он завернул за угол, оказавшись на небольшой тесной площади, вдоль уставленной множественными столами и палатками уставленными фруктами, сладостями и некоторыми предметами быта. Совсем рядом послышался тонкий мелодичный смех. Нет, это была вновь не она, лишь простая щебечущая стайка юных девушек, с возбуждением обсуждающая что-то. Он поймал на себе взгляд одной из них и отвернулся, в очередной раз опустив голову и наблюдая за движением длинных теней у себя под ногами.
– OOF! HA HA HA! Stayoot!! – несколько голосов сплелись в одну единую какофония звуков, нарушивших умиротворенное спокойствие маленькой улицы, мимо с громких смехом пронесся мальчишка, осыпаемый позади проклятьями  – Бартон не понимал языка, но интонация отчетливо позволяла уловить истинность этих слов. Проблема оказалась ясна, лишь стоило мужчине обернуться ему в след. Спасти женщину от семилетнего воришки гораздо проще спасения мира.
– Это ваше. Я знаю, вы вряд ли говорите по-английски…  – тихо вздохнул он, протягивая смятенной женщине ее сумку. Капюшон ее плаща скользнул вниз, выпуская на легкий ветер каштановые локоны и раскрывая перед ним ее изумрудные глаза и двигающиеся в сплетении слов алые губы. – Я… Я… – задыхаясь, блондин уже не слышал ее слов, он словно тонул в ее взгляде, грудь сдавливало в тиски, а в изумленном сознании, не верящему глазам, подобно рокоту грома твердилась одна мысль. Не может быть…
Шумно втягивая воздух, Клинт резко сел на кровати. Это должно было быть сном, простым будоражащим сознание сном, бросающим тело из холодного пота в жар и обратно, на утро же обреченным стать пустым воспоминанием. Должно, но не было. Под утренними лучами солнца, пробивающимися сквозь чуть приоткрытые занавески, на слегка помпезном кресле, свесив ноги в сторону, восседала она. Его ночной кошмар и его мечта. Ванда Максимофф.
Возможно… Она лишь похожа на нее. Это не может быть она. Просто так сидеть и смотреть на меня? Я должен быть спокоен, спокоен…
На секунду прикрыв глаза, он глубоко вздохнул. Что произошло? Неужели он действительно потерял сознание вчера? Что за насмешка судьбы в его сторону после всего, что он даже не смог с достоинством встретиться с ней взглядом. Чувствуя нестерпимое ощущение стыда, мужчина все-таки поднял взгляд в сторону брюнетки.
– Мм… Все в порядке. Думаю, я должен поблагодарить вас за беспокойство, – осипшим голосом начал Бартон. Приподнявшись на кровати еще немного и отодвинувшись назад, он тихо кашлянул в кулак и продолжил. – Где я? – он не знал, что сказать еще.

Отредактировано Clint Barton (2012-09-23 13:12:14)

Дома… Клинт медленно обвел взглядом просторную комнату, в которой оказался. Кажется, она совмещала в себе все. В дальнем углу можно было увидеть обеденный стол и выглядывающую из-за каменного выступа, словно разделяющего комнату на две половины, кухонную вытяжку.  Широкая кровать, на которой он сейчас находился, располагалась у противоположной стены, чуть в стороне от нее был массивный шкаф, за ним туалетный столик, по другую сторону же сторону находилось кресло, где как раз и покоилась хозяйка. Посередине длинной стены молчаливо возвышалась запахнутая двухстворчатая дверь. Чем-то это напоминало его собственную квартиру-студию, разве что здесь все было исполнено в более мягких бежевых и алых тонах. Все было по-домашнему уютно, как и любила Ванда…
– Это… Я просто сделал то, что должен был, вы же ответили мне значительно большим. Привести незнакомого мужчину в дом, вы рисковали, – Бартон перевел взгляд на женщину. Лучи утреннего солнца золотистыми отблесками играли в ее волосах, путаясь среди локонов. Он смотрел на ее горделивый профиль Максимофф, четко вырисовывающийся на фоне окна, и на изящный изгиб спины, и никак не мог поверить. Неужели перед ним сейчас действительно стоит та, которую он искал, ради которой он опрометчиво бросился на поиски, заранее, казалось бы, обреченные на провал.
Мужчина вновь встретился с ней взглядом. Она не узнавала его, кажется, Ванда и вовсе не помнила ничего о своей прошлой, настоящей жизни. Доктор предполагал, что она стерла себя с лица Земли, уничтожила, убила, но он оказался не прав, не до конца. Она лишь стерла свою память и личность, стерла то, что приносила ей боль. Как просто, но Клинт бы мог о таком только мечтать. Кто заберет его боль? Кто снимет душащие тиски с его груди? Кто заставит забыть и даст ответы на единственный до безумия волнующий его вопрос: «Почему?»
– Нет, нигде. Я не думал здесь задерживаться, я лишь искал одного своего друга, но не нашел, – блондин как-то тяжело и обреченно вздохнул, опуская взгляд вниз и рассматривая синее узорчатое покрывало, скрывающее его полуголое тело. Странно, она даже потрудилась его раздеть и уложить в свою кровать, а ведь прежде в женских кроватях он оказывался только по одной причине…
Теперь Ванда была совсем близко, на расстоянии всего лишь протянутой руки, из-за чего Клинту пришлось мириться с желанием прикоснуться к ней, чтобы понять, а вдруг это всего лишь мираж, вдруг чья-то злая шутка. Вместо этого, вновь остановив взгляд голубых глаз на ее мягкой полуулыбке, он задал один единственный вопрос, который должен был развеять все его сомнения.
– Я – Клинт Бартон. Как зовут тебя? – внутри все словно замерло в ожидании бури, лишь сердце глухими ударами отзывалось в висках. Тук-тук. Тук-тук.
Каков будет ее ответ?
Тук-тук.

Отредактировано Clint Barton (2012-09-23 23:30:02)

– Три дня, – тихим эхом откликнулся Бартон, буквально под нос пробормотав себе эти два слова и задумчиво потупив взгляд куда-то в районе изящной женской руки, покоящейся в тот самый момент на синем покрывале. Сейчас он был ни в чем не уверен, в том числе это касалось и того, сколько в действительности он собирался здесь находиться. День? Он нашел ту, которую искал, но нашел ли он то, что искал? Три дня казались ему уже непомерно большим сроком, ведь он по-прежнему чувствовал себя неуютно здесь, рядом с женщиной, обрушившей на его голову целый ураган невзгод. А она тем временем улыбалась, беспрестанно и радушно. – Не уверен, что могу позволить себе столь долго злоупотреблять вашими добротой и гостеприимством. К тому же, я чувствую себя уже намного лучше, вряд ли подобное сможет повториться.
Словно желая убедить брюнетку в своей полной боевой готовности, Клинт повернулся на кровати, свесив ноги вниз и коснувшись ступнями прохладной деревянной поверхности пола. Он стянул нижнюю белую часть покрывала, больше походящую на простынь, и обмотал вокруг бедер – ходить перед Вандой в одних трусах ему казалось не лучшей идеей. Возможно, ему и вовсе было лучше одеться, хотя при беглом осмотре ему так и не удалось обнаружить в комнате ни малейших признаков своей одежды. Впрочем, осуществить свою попытку к тому, чтобы встать, лучнику было не суждено.
Ванда Максимофф. Теперь окончательно нашедшее подтверждение ее имя, подобно грому огласившее комнату, как он и предполагал, не могло не отразиться острым уколом в самое сердце. Дыхание на секунду вновь перехватило, и обессиленно сгорбившись, он прикрыл глаза, пытаясь как можно быстрее успокоить участившееся сердцебиение. Смотреть на нее и обманывать себя предположениями оказалось гораздо проще, нежели смотреть открывшейся теперь перед ним правде в глаза. Глубокий вдох. Шумный выдох. Еще один вдох.
– Нет, нет, это просто слабость после сна, – Бартон врал, потому что не мог сказать правду. Это было бы глупо, и уж слишком нелепо бы она звучала. Он поднял взгляд на хозяйку дома и ободряюще улыбнулся. – Но от стакана воды я бы не отказался, спасибо, – следя за тем, как женщина встает и идет в сторону кухни, он пытался найти всему произошедшему объяснения.
Неужели она действительно абсолютно ничего не помнит? И как ей удалось все это время прятаться, ведь Мстители искали ее, но по словам Доктора, все было тщетно. Так почему сейчас? Почему я? Хотя… Черт, я уже не знаю, чего я хотел…
– Ты… ты давно здесь живешь? Ты знаешь, что происходит в мире? – мужчина сделал небольшую паузу, принимая из рук Ванды стакан холодной воды с мерно плескающимися в нем тремя кубиками льда. Сделав глоток и устремив снизу вверх все свое внимание к ней, он все же уточнил. – Мутанты?.. Мстители?
Ее лицо по-прежнему казалось ему таким безмятежным в сравнении с тем, какие болезненные ассоциации вызывали эти слова у него самого. Клинт не слышал ее последних слов, изменивших весь мир в очередной раз, тогда он уже был мертв, но ему было достаточно газетных вырезок, которые послужили ему рассказчиками о случившемся. О мутантах. О Мстителях. О его собственной судьбе, что, в конечном счете, и привело его сюда. Но здесь, в этой деревушке, в этих стенах, все словно теряло свою значимость.

«Я настаиваю». По лицу Клинта пробежала еле заметная тень улыбки, быстро затерявшаяся в его по–прежнему напряженных и слегка угрюмых чертах лица. В этих словах была вся Ванда, все ее упорство и уверенность, являющиеся неизменными спутниками ее жизни, всегда выступающие прямым руководством к действию. Сколько он помнил ее, она всегда была такой, умея стоять на своем и превращая даже принципиально неправильное положение дел в единоверное. Даже сейчас, лишив себя сил и памяти, она тем самым словно лишала себя и той вины, возложенной на нее не только мужчиной за его смерть и возрождение, но и всем остальным миром за то, на край какой бездонной пропасти волшебница его подвела.
В свое путешествие по Геноше и сюда Бартон много думал, пытаясь найти объяснение тому, что заставило его во второй раз воскреснуть из мертвых после того, как с воспетыми почестями он уже успел отойти на второй план героически павших Мстителей. Сомнений в том, что это было вновь дело рук Максимофф, не возникало, но как? Лишенная всего, как она заставила его вновь очнуться от мертвого сна забвения? Увы, этого, как и всех остальных ответов, получить здесь он больше и не мечтал.
– Нет, здесь ее нет, – Клинт категорически отрицательно мотнул головой, стараясь смягчить резкость фразы мягкостью и спокойствием своего голоса, в котором тихими нотками сквозила грусть, объяснить которую он не мог даже сам себе. Он уже не знал, нужны ли ему те ответы, ради которых он очертя голову бросился на поиски Ванды, или теперь перед ее лицом и доброжелательной мягкой улыбкой они теряли всякий смысл. Невозможно было бы требовать от человека того, что он попросту не мог дать, потому единственно верным решением оставалось отступить и отпустить скребущее изнутри чувство обиды и злости, насколько это было возможно. Женщина, сейчас сидящая в метре от него, главным образом ни в чем не была виновата.
Сделав из стакана еще глоток, лучник отставил его в сторону на небольшую прикроватную тумбочку. Легкое головокружение, вызванное «переутомлением», наконец, отступило, и Бартон широкой грудью втянул в себя бодрящий утренний воздух. Здесь, у подножья гор, чистый и прохладный, он был несравним с тем пропитанным пылью и гарью разгоряченным воздухом больших городов, больше походящим на смрад. Все здесь – идиллия природы, уют комнаты, неспешность жизни – словно стремились привнести в его душу спокойствие, которого ему так не хватало, но в которое он мог поверить.
– Одна? В смысле, ты живешь одна? Неужели у тебя никогда не возникало желания выбраться отсюда? – спрашивать о воображаемой семье, истинные лица которой ему были более чем знакомы, Клинт не стал. – Впрочем, оно того не стоит, в том мире нет ничего хорошего, он несет в себе одни разочарования, – наклонившись чуть вперед и опершись локтями о собственные колени, мужчина запустил обе пятерни в белокурые волосы. Напряженно всматриваясь в одну неопределенную точку у нижнего края противоположной стены, он неожиданно спрятал лицо за ладонями и так, недвижимо и молчаливо, подобно мраморному изваянию на полминуты замер. Сквозь глухой стук пульсирующей в висках крови до него донесся нарушивший тишину женский голос.
– Она… – его ответ последовал не сразу, словно ему требовалось время на размышления о том, что и как стоит отвечать на заданный Вандой вопрос. – Один очень важный человек, но я потерял ее. Я потерял слишком много всего, и хотел получить… – шумно всхлипнув носом, Бартон нижней частью ладони протер правый глаз. От неожиданно накатившего ощущения потерянности и обреченности в горле словно застрял неприятный ком. А ведь теперь он не врал, она действительно была кем-то очень, по-настоящему важным. Еще раз всхлипнув, мститель пробормотал себе под нос: – Не важно, все это уже не важно.

Прекрасен…  Клинт тихо про себя вздохнул. Если бы ты могла представить, о чем говоришь, Ванда. Нет ни единого ракурса, с которого сейчас он мог бы мне показаться прекрасным. Сейчас, когда все, ради чего я жил, ради чего я думал, что живу, потеряло смысл…
Настолько расклеенным и потерявшим себя, Бартон, пожалуй, не чувствовал себя никогда прежде. Сейчас он словно был другим человеком, далеким от себя прошлого и того, кем хотел бы быть в будущем. Переломный момент его жизни заставлял его задуматься о тех вещах, которые были чужды ему и о которых он надеялся никогда и не думать. Беспристрастное лицо Ванды с пронзительно холодным взглядом и монотонно срывающимися с алых губ словами «Я тоже люблю тебя» стояло у него перед глазами. Все это была ложь, пустая ложь. Как можно было убить дорого человека, а потом еще удивляться чувству злости, испепеляющего его изнутри? Впрочем, то пламя давно погасло, оставив за собой лишь печальные потухшие угольки его некогда негодующих в праведном неистовстве чувств. От этих мыслей и воспоминаний у Клинта вновь начинали слезиться глаза, но он не мог больше себе этого позволить. Словно подчиняясь всем известной присказки о том, что мужчины не плачут, мститель всегда старался сдерживать эмоции, и не получалось у него лишь два раза в жизни. Первый раз, когда на его руках умерла Бобби, и второй, когда в попытке получить ответ он нашел лишь разочарование. Забавно, а ведь это была его вторая попытка, словно той было недостаточно, но и теперь все было по-другому.
– С некоторых пор, – наконец, выдавил из себя мужчина. Еще с минуту он просидел в той же позиции, что и раньше, закрывая лицо руками и стараясь выбросить из головы все то, о чем боялся и не хотел думать. Когда он убрал руки и опустил их к себе на колени, стало видно, как слегка раскраснелись его щеки от прилившей к голове крови. Бартон встретился взглядом с изумрудными глазами женщины и долго, словно пытаясь разглядеть в них что-то, но в то же время заключенный глубоко в своих мыслях, не отводил его.
– Не было никакого следа, чтобы его можно было потерять, – тихо, почти обреченно выдохнул он. – Я пришел сюда за откровением, правдой. Я думал, что смогу найти здесь то, что ищу, но ошибся, – Клинт поднялся на ноги вслед за брюнеткой, поправляя повязанную на поясе простынь. Пожалуй, ему действительно было необходимо отвлечься, а от мыслей о предложенном Вандой завтраке желудок сворачивало в радостном предвкушении. Кажется, еще со вчерашнего дня он почти ничего не ел, поиски заставили его забыть обо всем, в том числе и о сне, ведь даже в долгом рейсе с несколькими пересадками, чтобы добраться от Геноши в Трансию, ему почти не удалось поспать. – Не смею отказаться, признаться, я очень давно не ел.

Не став расспрашивать его дальше, углубляясь в омут спутанных чувств и мыслей, Ванда в какой–то мере сделала Клинту одолжение, смолчав. На самом деле он и сам до конца не знал, хотел ли он того, чтобы женщина узнала правду, или нет, как это бывает, когда нечто гложущее тебя изнутри одинаково мечтает как сокрыться в глубине, так и вырваться наружу, оголив нервы. Внутри блондина все так и застыло в смятении, и ему больше ничего не оставалось, как молча пройти вслед за Максимофф в небольшой кухонный уголок, уместившись там на простом деревянном стуле за небольшим обеденным столом. Бартон наблюдал за ней, ловя каждое движение, пока обернувшись к нему спиной, волшебница колдовала над завтраком. Забавно, но за все время, проведенное вместе, в одной команде, одном доме, ему ни разу не приходилось пробовать хоть что–то, приготовленное ее стараниями. Героини, как правило, не занимались кухонной стряпней, но сейчас Ванда и не была ею. Сейчас она была простым человеком, простой женщиной, простой хозяйкой, принимающей у себя гостей.
– С другого конца света, – тихо отозвался мститель, отводя взгляд и откидываясь на спинку стула. Кажется, впервые за последние дни напряжение, которое подчинило себе все его тело, наконец, начало отступать.

***
Этот день был не похож на другие. В прошлом они не раз проводили время вместе – культурный поход в кино, в компании или без, отдых на природе, пару раз Ванде даже удавалось уговорить Клинта «прогуляться с ней за покупками», что непременно выливалось в растягивающийся на три часа кросс по магазинам и десятки сумок, обвешивающих мужчину со всех сторон, в то время как сама брюнетка легко виляла бедрами рядом. Нет, сегодня все было иначе, по-другому. Сегодня они сами были другими. Стараясь не думать, Бартон просто предпочел отдаться этому дню, моменту, и приятному и непринужденному щебетанию женщины. О себе он больше старался не говорить, рассказав Максимофф лишь пару историй из своего далекого детства, детского дома и цирка, заведомо умалчивая все слова о Мстителях и не столь отдаленном прошлом. Она же рассказывала ему о жизни в своей маленькой деревне, ее кажущиеся бесконечными истории, в то время как за всеми ними время неумолимо летело вперед. Крыша, на которую тем временем волшебница привела его, была подобна небольшому уголку отчуждения, умиротворяя своими золотисто-алыми красками теплого осеннего дня. Вместе с вдыхаемым полной грудью свежим воздухом по телу блондина впервые с момента его «возвращения» словно растекалась жизнь.
На фоне пронзительно-голубого неба закатное солнце окрасило медленно плывущие по нему серые кучевые облака в фиолетово-алые цвета, повеяло прохладным ветром, и стремительно опускающийся на узкие улочки вечер застал их в продолжение беседы за простым чаепитием. От тепла чашки, замкнутой между ладоней, по всему телу растекалось приятное тепло, весь очередной рассказ Ванды Клинт лишь сидел, улыбаясь, и слушал.
– Жизнь никогда не перестает удивлять. Не думал, что столь маленький городок может быть полон таким множеством разнообразных историй, – вслед за женщиной он отставил свою чашку с так и не допитым чаем в сторону. Он сидел, опершись спиной о спинку кровати, одна его нога была свободно протянута вдоль, вторая была полусогнута, и опустив на нее локоть, Бартон вытянул руки чуть вперед, заключив пальцы в замок.
Он ждал этих слов и боялся их, не зная, как стоило поступить правильно. Ему казалось, что оставшись, и без того сложная и запутанная история станет для него непосильным гнетом, хотя проведенный с Максимофф день позволил ему ненадолго забыться, словно потеряв связь с реальностью. Но почему нет? Сейчас ему некуда было идти, точнее, он просто не хотел возвращаться к прошлой жизни. Соколиный Глаз умер, дважды, он больше не мог и не хотел быть им, он до сих пор и сам вовсе не знал, чего в действительности хотел.
Чуть прижавшись щекой к положившей на его плечо голову женщине, Клинт задумчиво смотрел перед собой, не спеша давать ответа на ее предложение или просьбу. Когда она привстала, чтобы слегка пересесть, он подтянул ноги к себе и сел также, сложив ноги крестом, прямиком лицом к лицу с Вандой. Протянув руки вперед, блондин взял правую ладонь ее руки в свои и нагнулся чуть вперед.
– Я могу остаться, Ванда, если ты этого действительно хочешь, – тихо, наконец, ответил он, смотря ей в ее зеленые чарующие глаза.

Отредактировано Clint Barton (2012-10-13 14:50:15)

Сколько лет назад это было? Когда он мечтал, чтобы вот так просто, без вопросов, без лишних слов, эта женщина согласилась бы быть с ним, подарив ему поцелуй своих мягких бархатистых алых губ. Сколько усилий он приложил тогда, но каждый раз получал в ответ лишь неопределенную улыбку или укоризненный взгляд. Что же он делал не так? Почему каждый раз она была готова предпочесть ему любого другого? «Ты слишком безрассуден и напорист, Клинт, но я бы хотела остаться с тобою друзьями», – таков был тогда ее ответ, и стоит ли говорить, каких сил стоило блондину смирение с ее выбором. Возможно, Виктор был неплохим парнем, но... И этих не находящих ответа возражений в голове Бартона было предостаточно. Как знать, он никогда не задумывался об этом, но его скоропостижный брак, заключенный за девять дней знакомства с Бобби, отчасти мог быть и следствием всех его неудач. Нет, тогда он был действительно счастлив, тогда ему казалось, что хоть раз в жизни ему повезло после всего, но и ее он умудрился потерять. Наверное, это было его проклятьем.
Теперь… Теперь перед ним будто открывалась новая возможность начать все с чистого листа, но между тем Клинта почему-то не отпускала мысль, что он обманывает Ванду. Обманывает в том, что не говорит ей правды. Той правды, которая разрушала изнутри его и которая была способна разрушить не только настоящий момент с окружающей его теплой атмосферы близости, но и весь иллюзорный мир женщины, который она сама для себя построила. Он не мог так с ней поступить. Брюнетка, сидящая сейчас перед ним, была виновна лишь в том, что осмелилась зажечь искру потухшей страсти в его груди. И найдя в себе силы оставить все позади, там, за стенами ее небольшой и уютной квартиры, в другом мире, полном боли и сожалений, которому было не место здесь, повинуясь своему влечению, под усиливающимся стуком сердца в груди, мужчина подался вперед, отвечая на поцелуй волшебницы.
Это чувство было как наркотик, в мгновение заволакивающий сознание, и заставляющий забыть обо всем, кроме своих низменных и страстных желаний. Заключив Ванду в свои объятия и не желая прерывать поцелуй, Клинт еще сильнее прильнул к ее губам своими. Его руки скользнули вниз, оказываясь на мягких округлых бедрах женщины, одним волевым движением притягивая ее ближе к себе, прижимая и усаживая на себя. Блуждающими движениями скользя вверх вдоль ее спины, наконец, он добрался до плеч, легким движением сбросив покрывающее их свободное алое платье, остававшееся последней преградой на пути к наслаждению. Верхней части белья на ней не оказалось. Оторвавшись от сладкого поцелуя, он прижался горячими губами к нежной коже ее плеч, оставляя на ней череду коротких поцелуев. Горячие ладони и ловкие пальцы словно изучали все изгибы тела Максимофф, иногда страстно сжимая, а иногда оставляя лишь невесомые прикосновения. Когда Бартон вновь невзначай коснулся мягкой ткани ее платья, по-прежнему покоящегося у ее бедер, его присутствие показалось ему слишком излишним, и в одном порыве он сорвал его, отбрасывая в сторону и тут же еще ближе прижимая к себе женщину и вновь сливаясь с ней в поцелуе.
С каждой секундой Клинт чувствовал, как все сильнее растет в нем желание, годами таившееся внутри и не решающееся, просто не находящее момента для того, чтобы вырваться наружу. И именно сегодня, здесь и сейчас, этому суждено было случиться. Эта ночь должна была стать олицетворением всей его сокрытой и погребенной под многими годами пережитых разочарований страсти. И к черту, кто осмелился бы винить мстителя в чрезмерной похотливости, для него это было одно из лучших, что могли дать отношения между мужчиной и женщиной…

Покрывая ее тело десятками, а может даже сотнями поцелуев, вдыхая нежный аромат ее кожи, словно пропитывающий его насквозь и все сильнее разжигающий огонь близости внутри, Клинт сгорал от необузданного желания быть еще ближе. Еще и еще. Так, как когда нечто сокрытое и позабытое, вырываясь наружу, стремится восполнить все упущенные возможности, не желая довольствоваться одним единственным, коротким моментом, не способным вобрать в себя все, к чему стремилась его страсть. Это был голод, утолить который так легко и просто было невозможно. Едва ли сама Ванда смогла бы сейчас понять его самозабвенность и безумие, проскальзывающие в его стремительных, иногда немного резких движениях, с жадностью ласкающих все ее тело, но это было и ни к чему. Все лишние мысли, сомнения и угрызения совести, столь редко посещающие его самоуверенную натуру, должны были остаться снаружи, за четырьмя стенами этой небольшой уютной комнаты, ставшей на одну ночь пристанищем для нескромного воссоединения двух потерянных душ.
Ее нежные прикосновения отдавались в его теле странной пьянящей дрожью. Последняя граница была стерта вместе с последним клочком одежды, отправившимся в свободный полет в необозримую сторону. Изящные изгибы тела Максимофф были достойны восхищения, и в доказательство самому себе, что это лишь не очередной плод его богатой фантазии, Бартон никак не мог насладиться его созерцанием. Грубыми мужскими руками водя по нему, словно изучая каждый его миллиметр, прикасаясь к красивой упругой груди и ладонью проводя по ее животу, он, наконец, уверенно скользнул ниже, туда, где был сокрыт единственный ключ от вожделенного наслаждения, манящего за собой своей атласной жарой и воспаленной влагой. Он вновь приподнялся, привлекая Ванду ближе к себе, раздвигая ее ноги и под нарастающим внутри напряжением медленно вторгаясь в ее мир, проникая вглубь и заполняя ту малую тесную пустоту, до этих пор остающуюся между ними. Ускоряясь, будто пытаясь войти в ритм бешеного биения их ненасытных сердец, Клинт с силой впился руками в ее округлые бедра, задавая им такт движений. Затмевающее сознание безумие диктовало свои правила, среди которых было одно и главное. Сгорать, сгорать, сгорать, отдаваясь без остатка. Пожалуй, еще никогда в жизни он не получал не просто удовольствие от секса, нет, это было чем-то большим, чем-то фееричным, чем-то захватывающим и восторгающим душу.
В едином сплетении тел мужчина старался следовать каждому ее обрывистому придыханию и сладостному стону, предугадывая желания и словно стремясь дать ей все, чем он был способен усладить ее горячий пыл. Она повелевала его сознанием, подчиняя себе, и в желании угодить ей, Бартон не смел остановиться. Исполняя свой безудержный танец на маленьком островке отчужденности от всего остального бренного мира, они не отрывались друг друга ни на секунду, устремляясь вперед на пути к истинному блаженству, его взрывному пику, волнами заставляющему тело содрогаться от неповторимого удовольствия. Его настойчивые движения, откликом заставляющие пальцы женщины впиваться в его спину, ее игривые поцелуи в мочку уха, невольно вызывающие собой еще больший напор страсти, все это вело к одному. К тому, когда на грани напряжения, не в силах больше сдерживаться, Клинт накрыл своим тучным телом Ванду, закапываясь в ее каштановые локоны, крепко сжимая в руке ее ладонь и обдавая тяжелым горячим дыханием ее нежную шею.