Стоило Джоффри только переступить порог Малого Чертога, как вокруг тут же началась безумная суета. Гости повскакивали со своих мест, слуги начали носиться меж столов еще быстрее, чем прежде, всюду доносились шепотки — не всегда восторженные (к радости Сансы), но все же взволнованные по разным, неведомым ей причинам.
Джоффри, как всегда, выглядел безупречно, однако его великолепие более ее не привлекало. Смотря на него, вместо прежних восхищенно-влюбленных мыслей в голове проносилось: «Боги, как я могла его любить? Где был мой разум?». Все в его облике отныне вызывало у Сансы Старк лишь отвращение, которое она, тем не менее, искусно скрывала под любезной маской — прятать свои истинные чувства и говорить то, что угодно собеседникам, она была обучена прекрасно.
Каждый гость в этом зале, исключая, пожалуй, только ее и Пса, старался любыми способами угодить своему королю — каждый норовил первым приподнести дары, первым сказать, как великолепен сегодня король, как любим он народом, и как люди по всему Вестеросу сегодня празднуют день его именин. Все это, конечно, было неправдой, но Санса была убеждена, что Джоффри сладкие речи вассалов пришлись по душе... Он любил, когда его боготворили.
Каждый, конечно, пытался донести свои речи до ушей короля, но никто не смел отнимать пальму первенства у матери Джоффри Серсеи — той, что, собственно, устроила этот пир и пригласила их всех сюда отведать невероятно богатые явства, в то время как народ на за пределами Красного Замка умирал от голода... Серсея прибыла на пир ненамного позже своего любимого сына и, как и он, была неотразима. Королева сияла и была действительно прелестна, и, казалось, что утрата мужа и весть о пленении любимого брата Джейме никак не сказалась ни на ее внешнем виде, ни на настроении... Даже наоборот, последнее лишь улучшилось. За ней, словно тень, следовала одна из фрейлин, леди Алия. Ее Санса видела с Серсеей чаще остальных фрейлин — похоже, Алия была в числе фавориток королевы. Несмотря на то, что леди Марбранд была одной из приближенных Серсеи, Сансе она не казалась опасной угрозой — наоборот, Алия даже как-то раз заговорила с ней и в целом относилась к Сансе хорошо, в то время как другие жители замка иной раз отказывались даже побеседовать с ней или хотя бы посмотреть на нее, будто она прокаженная или будто ее и вовсе не существовало. Так было и сегодня на пиру — окружающие отводили от нее взгляды, боясь замарать свою репутацию хоть мимолетным общением с дочерью изменника и сестрой главного врага короля, «гнусного неотесанного северянина, разъезжащего на диком волке-людоеде», и из всех присутствующих лишь Алия не делала вид, что не видит и не знает ее — Санса заметила на себе сочувственный взгляд леди Марбранд, отчего ей немедленно захотелось подойти к той и заговорить, ведь она так страдала от нехватки общения в своей «золотой клетке». Но она этого не сделала, ибо не желала, чтобы из-за ее опрометчивого поступка Алии потом досталось от Серсеи, потому-то она и осталась стоять на своем месте, размышляя о том, действительно ли леди Алия Марбранд была настолько отзывчивой девушкой, либо это Серсея приказала той быть любезной с ее «воспитанницей»...
Королева всегда умело красиво говорить. Пока Серсея поздравляла сына, весь зал замер в благоговейном молчании, не смея перебивать, и даже хмурый как туча Джоффри, кажется, слегка улыбнулся — впрочем, неудивительно, ведь мать была, наверное, единственным человеком, которого он любил (если он вообще был способен испытывать подобное чувство...).
Когда королева закончила свою речь, Санса поняла, что теперь настала ее очередь поздравить своего будущего мужа. Подняв взор, она увидела, что за считанные секунды все изменилось — ранее никем не замечаемая Санса оказалась под пристальными взорами десятка гостей. Но это не заставило ее испугаться или потерять самообладание — Санса двинулась по направлению к месту, где сидел король и, достигнув его, присела в реверансе:
— Ваше Величество, — проговорила она, не смея поднять взор на Джоффри, боясь, что рот предательски искривится и выдаст ее глубочайшую неприязнь к тому, кого она была обязана любить. — Поздравляю Вас с днем именин, — она сделала все, что от нее требуется — она была милой и послушной пташкой, как с долей презрения и насмешки часто называл ее Сандор Клиган. Теперь можно перевести дух. Санса сделала шаг назад, надеясь, что хоть на недолгое время ее общение с королем было закончено, и что он не будет обращать на нее внимания, как и его гости. Это все, чего она просила.
Наверное, Санса бы просто так не сумела отделаться, если бы не Томмен, чья детская непосредственность избавила Сансу от мучительных минут наедине с Джоффри. Томмен, прелестный мальчуган (сейчас Санса любила его еще больше прежнего), радостно ввалившившийся в Чертог и прибежавший прямиком к матери, гордо заявил, что отлично подготовился к сегодняшнему турниру, на что Джоффри не замедлил с презрением ответить, что ему и не к чему готовиться, ведь он будет сражаться с соломенным противником. Этот разговор двух братьев дал Сансе отличный повод удалиться настолько далеко, чтобы быть отныне незаметной для Джоффри, но достаточно близко, чтобы не быть заподозренной в побеге с неприятного для нее пира...
Едва она ускользнула за пределы видимости Ланнистеров, как тут же была ненавязчиво перехвачена лордом Бейлишем — Мизинцем, как за глаза его величали при дворе.
— Лорд Бейлиш, — Санса вновь присела в реверансе, как и подобает всякой леди при встрече. От него она свой взор не прятала и отчасти даже симпатизировала Мизинцу, ведь он вступился за нее, когда ее отца обвинили в измене, да и сейчас, в отличие от остальных, не пытался игнорировать ее.
— Леди Старк! Видят Боги, зима близко, если вы облачились в столь теплое платье!
Санса посмотрела на свои руки и невольно покраснела. Какая же она глупая, раз думала, что сможет скрыть что-то от любопытных взоров окружающих! Да и к тому же платье действительно было теплее, чем следовало... Однако, Санса была уверена, лорд Бейлиш имел в виду совсем другое.
— Зима близко, — словно эхо, повторила она за ним, впервые как следует вслушиваясь в слова девиза своего родного дома и поражаясь, насколько глубокая мысль была заложена лишь в двух словах. Да, зима близко. Ее зима наступила, когда убили Леди. Зима наступила, когда казнили отца. Зима наступила, когда она осталась одна среди львов. Зима не близко, она уже пришла.