Тёмной-тёмной ночью, пока бухта спала (или не спала – ведь это была не самая благополучная бухта с не самыми благополучными и правильными обитателями) к одной из её пристани причалил кораблик. Люгерок. Такой себе типично-корсарский. Ну и что значит «причалил» в данном случае.. мм.. Это значит над поверхностью воды очень сильно неожиданно появился розовый блик и под внушительный щелчок парусник рухнул прямо в воду. С него тут же выскочил матросик, правая нога которого представляла розовый неаккуратный кристалл с острым концом и пришвартовал его как положено. Пьяницы подле разбежались в ужасе, крича что-то о шпионе «Летучего Голландца» и демонах. На суденышке было очень весело и задорно. Фрегат-сосед свернул свои швартовые и тихо смылся. Под шумок.

Наутро все любопытные смогли увидеть как тот же матросик со странной ногой «переименовал» суденышко. Оригинально оно называлось »Ля Курьер» надпись была «вбита» в корпус судна роскошными позолоченными буквами. Но матросик, видимо, не считал, что оно подходящее. Да и вообще, судя по всему, суденышко было свежекраденным. Сверху на матросика, упершись в борт ногой, взирала странного вида женщина. Очень странного. Самые суеверные (а тут неожиданно нашлись и такие) крестились и уходили подальше. Но она не обращала внимания.
Итак, матросик вышел с котелком черной краски и неаккуратно закрасил оригинальную надпись-название. Затем ниже той же краской так же криво написал «LOS PENDEJOS» и отошел, дабы полюбоваться своим творчеством. Все это у него заняло около пяти-десяти минут.
- Готово, капитан. – Он послал стоящей наверху подобострастную улыбочку. Она ответила ему не слишком доброй усмешкой, такой хитро-блядской и сиганула с подвыподвертом, на доски причала. Которые опасно прогнулись под её выкрутасами. Когда она поднялась и устремила свой взгляд к проделанной матросиком работе..
- Хм.. - Она разглядывала надпись с места, с которого матросик её рассматривал, попутно потирая подбородок и выглядя несколько нахмуренной. Потом подошла ближе, с того месте, где он её рисовал (там оставался котелок, который она случайно пнула и на симпатичном боку люггера, прямо под названием образовалось черное пятно), потом вовсе подошла близко-близко и всей ладонью «лапнула» то место, где было закрашенное название. Убрав руку она, конечно же, обнаружила отпечаток своей ладони. И по-дурацки улыбнулась, поглядев на свою выкрашенную черным ладонь.  Затем она с той же дурацкой улыбкой повернулась к матросику, который подрагивал, ожидая «приговора»..
- Йо-хо-хо, амиго! – Капитан подскочила к нему и шлепнула по плечу, оставляя на одежде черное пятно в форме ладошки. – Tú иди.. toca крраска и después.. tú меня tocas! – Матросик радостно подбежал к кораблю, проделал тоже самое, оставив свой отпечаток неподалеку от отпечатка капитана и ляпнул её черное пятно-ладонь на корсаж.
- Хэй-хэй! – Воскликнула La Parpadea (такое уж у неё было прозвище, а La – для пущей важности) и громко свистнула. Из-за борта судна повысовывались на «клич» мордахи остальной команды.
- ¡Vino! – Один чудик (а они там все были чудики) погнал за бочкой вина (ну, чтобы о нос судна разбить, хорошая же традиция), а всем остальным капитан «приказала» спускаться вниз и повторить шутку с краской. Все высыпали на причал и с очень торжественно-дурацкими видами по очереди подходили к закрашенной надписи, оставляли на ней свой отпечаток, а затем этот же отпечаток оставляли на одежде «ближнего своего». Все это закончилось шумным весельем, пиратская братия прыгала, обнималась-веселилась. И тут на носу корабля показалась бочка с вином..

- You all a fucking dumbass! - недовольно прокричал Отто фон Октавиус а.к.а Питер Паркуа, выглядывая из окна своей "каморки" (или как там называется маленькая каюта 2 на 2 на корабле?), когда развеселая ватага пиратов начала гомонить на носу судна. - Закройте свои fucking рты! Мешаете сосредоточиться!
Сейчас пойдет ориджин.
Отто фон Октавиус был более-менее похож на свою альтернативную версию из линейки 1602. Та же история, те же увлечения, та же осьминогоподобная форма... Он погиб в первой схватке с Питером Паркуа, но через какое-то время его оживили косоглазые ребята, плохо разговаривающие на европейских языках, назвавшись, что они из японского мистического клана "Рука". Какая рука, чья рука, он не знал. Главное, эти ребята его оживили, он им что-то наалхимичил, а затем Отто начал готовиться к мести. Без всяких лишних подробностей скажем следующее: с использованием магии "Руки" ему удалось поменяться телами с английским агентом и придушить свое старое доброе тело. И теперь... И теперь он начинал новую жизнь в новом теле с новыми способностями. THE WHOLE WORLD WILL BE MINE.
Эти сукины дети пиратского капитана Ла Парпадэы захватили корабль, на котором он отправлялся в Америку, и вырезали всю команду. Отто остался жив лишь потому, что он был опытным химиком-алхимиком-медиком-половым гигантом, и услуги его были выгодны необычной команде испанки.
- Арррггххх!!! - прорычал доктор, который, к слову, владел суперсилой, суперловкостью, суперреакцией, мог лазить по стенам и в башке что-то "тинг-динг", когда ему грозила опасность. Плюс паутину метал из вен, а уж его когтистые перчатки опробовала половина команды, прежде чем он "сдался" (знаете, он бы мог убить их всех: и капитаншу, и её придурковатого индейца, и команду, однако одному управлять люгером было как-то несподручно).
- Мне нужно выпить. - "Питер" спрыгнул с бортика корабля на причал, мягко приземлившись на землю. Да, круто быть "Человеком-Пауком", ничего не скажешь.

Роберт Болдуин, бывший пост-капитан Королевского флота, нынешний владелец каперского патента и небольшого фрегата «Дорин», который раньше принадлежал, кажется, французам, сидел в углу таверны, потому что ему больше нечего было делать. В бытность свою офицером флота он бы обязательно начал рапорт, строча по желтоватой бумаге слова: «Бухта Les Pedricci Negras. Пост-капитан Роберт Болдуин. Имею честь отрапортовать…», а сейчас документы велись только для учета добычи, потерь, раненых и убитых.
Такая жизнь началась всего около двух лет назад, когда капитан, который всеми считался талантливым, старательным, но достаточно расхлябанным и не уважающим дисциплину командиром, был отправлен в Вест-Индию – разгребать дерьмо, которое им устроили французские, испанские каперы, а также независимая сторона в лице одиноких «джентльменов удачи». Болдуин был чуть ли не первой кандидатурой, кого отправили в эти забытые богом места – его умение думать не по инструкции в подобных вопросах ценилось тут больше всего, а один вице-адмирал и вовсе высказал, что «чем дальше этот идиот Болдуин будет от Адмиралтейства, тем проще всем нам будет». Все согласились с подобным высказыванием, и капитан на своей «Королеве Елизавете» был отправлен в долину лихорадки, возможности отличиться и призовых денег – Вест-Индию. Это была мечта любого честолюбивого и взбалмошного офицера, которым парень и являлся.
Он не скрывал того, что являлся мутантом – но его поля, защищавшие корабль от атак, были одной из причин, по которой «Королева Елизавета» чуть ли не каждую неделю захватывала новый приз. Адмиралтейство было в восторге – Болдуина повысили и доверили ему линейный корабль «Агамемнон».
К тому моменту, когда Болдуин вошел в право командования новым кораблем, уже многие знали о маленьком секрете успеха капитана, который за бутылку рома слил штурман в какой-то занюханной таверне. Поэтому одерживать победы становилось все сложнее – в первую очередь из игры пытались вывести капитана, а затем уже позаботиться об остальном.
И один раз им это удалось – Робби получил нож в спину, отчего его защитное поле сдетонировало и на воздух взлетел весь экипаж, корабль и еще двое союзных фрегатов – из 800 человек выжил лишь он один. Пережив позор плена, потерю сил, мучительную вину за гибель своих боевых товарищей и разжалование (последнее было не самым ужасным, но окончательно добило бывшего офицера). Он стал агентом короля, в помутненном рассудке убивающем невиновных, страшным, но легко управляемым извне оружием – после потери защитных полей он приобрел «лучи смерти», которые возникали в моменты, когда Болдуину было больно. Держать при себе Роберта стало попросту опасно – и его отпустили на вольные хлеба.
Он насилу выбил себе каперский патент, чтобы заниматься тем же, что делали пираты – но с официального разрешения двора. Адмиралтейство, с поправкой на его бывшие заслуги, такое разрешение дало – и именно поэтому он сидел в гнездовье пиратов, поедая невкусное рагу.
Это было позором для флотского офицера, но выбора у него не было.
Услышав знакомый английский язык в шуме и гоготе испанцев вокруг, он почему-то почувствовал большое облегчение.
- Да, я говорю, мистер… - он сделал паузу, ожидая, что незнакомец в зеленом капюшоне представится ему. Такому внешнему виду Роберт не был удивлен – тут все ходили кто во что горазд, а сам Робби все еще напоминал моряка на службе Англии.